![]() | |
Начало: Духовные стороны христианства |
А что человек - живое существо, одаренное разумом и умом, никто не будет противоречить. Поэтому каким образом Бог сделался бы человеком, если бы Он принял бездушную плоть или лишенную ума душу? Ибо это - не человек. Какую же мы имели бы прибыль и в вочеловечении, если бы не был исцелен тот, который первым подпал болезни, и если бы он не был и обновлен, и укреплен соединением с Божеством? Ибо то, что не воспринято, неисцелимо. Поэтому воспринимает всего человека и прекраснейшую его часть, подпавшую болезни, для того, чтобы всему даровать и спасение. Но никогда не могло бы быть ума без мудрости, лишенного познавательной способности. Ибо если он недеятелен и неподвижен, то, конечно, и не существует в действительности.
Итак, Бог Слово, желая восстановить то, что было по образу Его, сделался человеком. А что есть бывшее по образу, если не ум? Итак, неужели, пренебрегая лучшим, Он воспринял худшее? Ибо ум находится в середине между Богом и плотью: плотью, как живущей вместе с ней, а Богом, как образ Его. Итак, ум соединяется с умом, и ум Божий служит посредником между чистотой и плотской грубостью. Ибо если Господь воспринял душу, лишенную ума, то Он воспринял душу неразумного животного.
Если же евангелист сказал, что Слово сделалось плотью, то должно знать, что в Святом Писании человек называется иногда душою, как в этом месте: "всех душ, перешедших с Иаковом в Египет, семьдесят пять" (Быт. 46, 27), иногда плотью, как в этом месте: "узрит всякая плоть спасение Божие" (Лк. 3, 6). Итак, Господь сделался не бездушной плотью и не лишенною ума, но человеком. Действительно, Он Сам говорит: "ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину?" (Ин. 8, 40). Итак, Он воспринял плоть, одушевленную душою как разумною, так и умною, владычествующею над плотью, но ведомою Божеством Слова. Итак, Он имел волю естественно - и как Бог, и как человек; но человеческая следовала и подчинялась Божественной Его воле, не будучи возбуждаема собственной мыслью, но желая того, что желала Божеская Его воля. Когда позволяла Божеская воля. Он терпел то, что было свойственно, согласно с законами естества. Когда Он уклонялся от смерти, то в то время как пожелала и позволила Божественная Его воля, Он уклонялся от смерти, и томился, и устрашался естественно. И когда Божественная Его воля желала, чтобы человеческая Его воля избрала себе смерть, то страдание для нее сделалось добровольным, ибо не как Бог только, Он добровольно предал Себя на смерть, но и как человек. Почему Он и даровал нам дерзновение против смерти. Действительно, Он так говорит перед Своим спасительным страданием: "Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия" (Мф. 26, 39; Лк. 22, 42). Ясно, что Он должен был пить чашу как человек, но не как Бог. Поэтому как человек Он желает, чтобы чаша прошла мимо. Это - слова естественной робости. "Впрочем, не как я хочу, но как Ты" (Мф. 26, 39; Лк. 22, 42), то есть насколько Я иной, в сравнении с Тобой, сущности, но Твоя воля да будет, то есть Моя и Твоя, насколько Я по природе единосущен с Тобою. Это, напротив, слова мужества. Ибо душа Господа, как истинно, по благоволению Своему, сделавшегося человеком, прежде испытав естественную немощь по причине чувства, возникшего при расставании с телом, и, испытав естественное сочувствие, потом укрепленная Божественною волею, смело действует против смерти. Ибо так как Один и Тот же был весь Бог вместе с Его человечеством и весь человек вместе с Его Божеством, то Сам Он, как человек, в Себе Самом и через Себя Самого подчинил то, что было человеческого, Богу и Отцу, давая Себя Самого нам наилучшим образом и примером, и сделался послушным Отцу. Далее, Он свободно желал Божественною и человеческою волею. Ибо свободная воля, несомненно, прирождена всякому разумному естеству. Ибо к чему оно будет иметь разум, если оно не рассуждает свободно? Ибо естественное стремление Творец всеял и в неразумных животных, принужденно ведущее их к сохранению своего естества. Ибо то, что не участвует в разуме, не может вести, но ведется естественным стремлением. Почему и вместе с тем как произойдет стремление, тотчас возникает и побуждение к действию; ибо оно, то есть то, что лишено разума, не пользуется разумом, или совещанием, или рассматриванием, или обсуждением. Почему оно не хвалится как следующее за добродетелью и не ублажается, не наказывается как совершающее порок. Разумное же естество, конечно, имеет естественное стремление, движущееся, но стремление такого рода, которое в сохраняющем то, что согласно с естеством, и ведется разумом, и управляется. Ибо преимущество разума есть это: свободное желание, которое мы называем естественным движением в разумной сущности; почему и как следующее за добродетелью оно хвалится и ублажается, и как следующее за пороком наказывается.
Поэтому хотя душа Господа желала, свободно движимая, однако она свободно желала того, чего Божественная Его воля желала, чтобы душа хотела. Плоть двигалась не вследствие мановения Слова - ибо и Моисей, и все святые двигались по Божественному мановению - но Тот же Самый - Один, будучи и Богом, и человеком, желал как Божественной, так и человеческой волей. Почему и две воли Господа различались одна от другой не мыслью, но, скорее, естественной силой. Ибо Божественная Его воля была и безначальна, и способна сделать все, имея следовавшее за ней могущество, и бесстрастна; человеческая же Его воля началась с известного времени и сама перенесла те страсти, которые были естественны и беспорочны, и по природе, конечно, не была всемогуща, но, как сделавшаяся принадлежностью Бога Слова по истине и по естеству, она была и всемогуща (гл. 18, с. 178-182).
Итак, должно знать, что в отношении к Господу нашему Иисусу Христу мы говорим то как о двух естествах, то как об одном Лице, но и это и то восходит к одному представлению; ибо два естества - один Христос, и один Христос - два естества. Поэтому одно и то же сказать: действует Христос и тем и другим из Его естеств, и действует каждое из двух естеств во Христе с участием другого. Итак, Божественное естество имеет общение с действующей плотью, вследствие того что по благоволению Божественной воли ей позволялось страдать и совершать то, что ей свойственно, и вследствие того, что действование плоти, несомненно, было спасительно, что именно свойственно не человеческому действованию, но Божественному. Плоть же имела общение с действующим Божеством Слова как вследствие того, что Божественные действия совершались через тело, как бы через орудие, так и вследствие того, что Един был действовавший и божески вместе, и человечески.
Но должно знать, что Святой Его ум совершает и естественные свои действования как мысля, так и разумея, что он есть ум Божеский и что ему поклоняется вся тварь, и помня о его бывших на земле и занятиях, и страданиях; а с действующим Божеством Слова, которым и устраивается, и управляется все, он имеет общение, мысля, и разумея, и приводя в порядок не как один только человеческий ум, но как ипостасно соединенный с Богом и назвавшийся умом Божиим.
Итак, богомужное действование означает, что после того как Бог сделался мужем, то есть вочеловечился, и человеческое Его действование было Божественным, то есть обожествленным и не лишенным участия в Божественном Его действовании, и Божественное Его действование не было лишено участия в человеческом Его действовании, но каждое из двух созерцалось вместе с другим. Называется же этот образ речи описанием - всякий раз как кто-либо через посредство одного слова обнимет какие-либо два понятия. Ибо подобно тому как жжение раскаленного меча, сопутствуемое резанием, мы называем единым, также и резание, сопутствуемое жжением, однако утверждаем, что резание есть иное действование, и иное - жжение, также и иной природы, что огню свойственно жжение, а железу - резание; так, единым называя и богомужное действование Христа, мы мыслим два действования двух Его естеств: с одной стороны - Божественное, свойственное -Его Божеству, с другой - человеческое действование, свойственное Его человечеству (гл. 19, с. 182-185).
Итак, Он воспринял все, для того чтобы все освятить. Он был искушен и победил, для того чтобы приготовить нам победу и дать естеству силу побеждать противника, чтобы естество, прежде побежденное, обратило прежде победившего в бегство с помощью тех нападений, через посредство которых оно было побеждено.
Лукавый извне напал на Христа, конечно, не через посредство помыслов, подобно тому как он сделал нападение и на Адама, ибо и на того он напал не с помощью помыслов, но через посредство змия. Господь же отразил от Себя нападение и рассеял как дым, для того чтобы страсти, напавшие на Него и побежденные, сделались легко одолимыми и для нас, и для того, чтобы Новый Адам привел в первобытное состояние древнего.
Естественные страсти наши были во Христе, без всякого сомнения, и сообразно с естеством, и превыше естества. Ибо сообразно с естеством они возбуждались в Нем тогда, когда Он позволял плоти испытать то, что было ей свойственно, а превыше естества потому, что в Господе то, что было естественно, не предшествовало Его воле, ибо в Нем не созерцается ничего вынужденного, но все - как добровольное. Ибо желая - Он алкал, желая - жаждал, желая - боялся, желая - умер (гл. 20, с. 185-186).
Должно же знать, что мы не можем называть Его даже и рабом, ибо имя рабства и имя господства суть признаки не естества, но того, что относится к чему- либо, подобно тому как имя отчества и имя сыновства. Ибо это годно к обозначению не сущности, но отношения. Следовательно, подобно тому как мы сказали и относительно неведения, что всякий раз как при помощи тонких мыслей, то есть проницательных представлений ума, ты разделишь сотворенное от несозданного, то плоть является рабской, если она не соединена с Богом Словом; но однажды соединенная ипостасно каким образом она будет рабской? Ибо Христос, будучи единым, не может быть рабом Самого Себя и Господом, потому что это свойственно не тому, о чем говорится просто, но тому, что имеет отношение к другому. Итак, чьим Он будет рабом?" Отца? Следовательно, не все то, что имеет Отец, принадлежит и Сыну, если только Он - раб Отца, а Самого Себя - никоим образом. Каким же образом о нас, которые усыновлены через Него, говорит апостол: "ты уже не раб, но сын" (Гал. 4, 7), если только Сам Он - раб? Итак, Он называется рабом по одному только наименованию. Сам не будучи этим, но ради нас приняв образ раба и вместе с нами назвавшись рабом. Ибо, будучи бесстрастным. Он ради нас подчинился страстям и сделался слугою нашего ради спасения. А те, которые говорят, что Он - раб, разделяют единого Христа на два совершенно так, как Несторий. Мы же говорим, что Он - Владыка и Господь всякой твари, единый Христос, Один И Тот же вместе и Бог, и человек, и все знает: и в Нем "сокрыты все сокровища премудрости и ведения" (Кол. 2, 3) (гл. 21, с. 186-188).
С другой стороны, есть робость, образующаяся от ошибочности размышлений, и недоверия, и незнания часа смерти, подобно тому как ночью приходим в ужас, если происходит какой-либо шум. Такая робость происходит вопреки природе и, определяя ее, говорим: робость, происходящая вопреки природе, есть неразумное падение духом. Этой робости Господь не допустил в Себе. Поэтому Он никогда и не устрашался, разве только во время страдания, хотя, по планам Домостроительства, и часто находился в скорби, ибо Он знал время.
А что Он поистине устрашился, говорит святой Афанасий в слове против Аполлинария: "Поэтому Господь говорил: душа моя скорбит смертельно" (Мф. 26, 38). И после других слов говорит: "Но никоим образом Божество не допускает к Себе страсти отдельно от тела, которое страдало бы, и не показывает смущения и печали отдельно от души, которая печалилась бы и смущалась бы, и не беспокоится, и не молится отдельно от ума, беспокоящегося и молящегося; однако же происходившее случилось не вследствие поражения естества, но совершалось для того, чтобы показать. Кто Он был". Выражение же: "происходившее случилось не вследствие поражения естества" показывает, что Он терпел это не против воли (гл. 23, с. 189-191).
Когда же Он говорил: "Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты" (Мф. 26, 39), то не всякому ли, конечно, ясно, что Он так сказал, уча нас во время испытаний просить помощи от одного только Бога и Божескую волю предпочитать нашей воле и показывая, что Он истинно усвоил Себе то, что принадлежало нашему естеству, и что Он поистине имел две воли, естественные, конечно, и соответственные Его естествам, а не враждебные? "Отче" говорит Он как единосущный, "если возможно" говорит, не не зная, ибо что невозможно для Бога? но уча нас предпочтению Божеской воли нашей воле. Ибо одно- только это невозможно, чего Бог не желает и не позволяет: "впрочем не как Я хочу, но как Ты". Как Бог - будучи тождественным с Отцом по Своей воле, а как человек - Он естественно показывает волю человеческую, ибо она естественно избегает смерти.
Слова же: "Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" (Мф. 27, 46) Он сказал, так как имел наше лицо Своим собственным. Ибо ни Бог Отец Его не был бы поставляем вместе с нами, если бы именно при помощи тонких представлений ума не было разделено видимое от того, что воспринимается умом, ни Он, с другой стороны, никогда не был оставлен Своим Божеством, но мы были покинутые и пренебреженные; так что Он молился об этом, усвояя Себе наше лицо (гл. 24, с. 191-192).
Должно же знать, что мы говорим, что Бог пострадал, конечно, плотию, но что Божество пострадало плотию или что Бог пострадал через посредство плоти, никоим образом. Ибо если в то время как солнце освещает дерево, топор рубит это дерево,- солнце остается неразрезанным и неподверженным страданию; следовательно, гораздо более бесстрастное Божество Слова, ипостасно соединившееся с плотию, остается неподверженным страданию, в то время как страдает плоть. И подобно тому как если кто-либо льет воду на раскаленное железо, то, что от природы склонно страдать от воды, подразумеваю - огонь, гасится, а железо остается невредимым, ибо оно по природе не способно погибать от воды; следовательно, гораздо более единое только бесстрастное Божество, в то время как страдала плоть, не потерпело страдания, хотя и оставалось неотделенным от нее. Ибо не необходимо, чтобы примеры совершенно и без всякого недостатка равнялись вещам. Ибо необходимо, чтобы в примерах созерцалось и то, что подобно, и то, что различно, так как иначе это не был бы пример. Ибо то, что во всем одинаково, было бы тождественным, а не примером, и более всего это должно быть сказано в отношении к тому, что божественно. Ибо невозможно найти пример во всем равный как в том случае, когда речь идет о Боге, так и в том, когда - о Домостроительстве (Воплощении) (гл. 26, с. 193-194).
предыдущий материал | оглавление | продолжение... |
Copyright © 2001-2007, Pagez, webmaster(a)pagez.ru |